Особую духовную значимость в истории государства Российскаго, Царской
Династии и всего Русскаго народа являет собой письмо Императора Павла I,
сохраненное и переданное потомкам его супругой императрицей Марией Федоровной.
При особе Ея Императорскаго Величества, Государыни Императрицы Александры Феодоровны состояла на должности оберъ-камерфрау, Мария
Феодоровна Герингеръ, урожденная Аделунгъ, внучка генерала Аделунгъ, воспитателя Императора Александра II во время его детских и отроческих летъ.
По должности своей, какъ некогда при царицахъ были "спальныя боярыни", ей
была близко известна сама интимная сторона царской семейной жизни, и
потому представляется чрезвычайно ценнымъ то, что известно отъ устъ
этой достойной женщины. Павелъ Петровичъ скончался въ ночь съ 11-го на 12-е марта 1801-го года.
Государю Николаю Александровичу и выпалъ, такимъ образомъ, жребий вскрыть таинственный ларецъ и узнать,
что въ немъ столь тщательно и таинственно охранялось отъ всякихъ, не исключая и царственныхъ взоровъ.
Пристальный взор Императора
Павла Петровича встретился с кроткими глазами стоявшего пред ним монаха Авеля. В них, как в зеркале, отражались любовь, мир и отрада.
Императору сразу полюбился этот весь овеянный смирением, постом и молитвою загадочный инок. О прозорливости его уже давно
шла широкая молва. К его келлии в Александро-Невской Лавре шел и простолюдин, и знатный вельможа,
и никто не уходил от него без утешения и пророческого совета. Ведомо было Императору Павлу Петровичу
и то, как Авель точно предрек день кончины его Августейшей Родительницы, ныне в Бозе почивающей Государыни Императрицы Екатерины Алексеевны.
И вчерашнего дня, когда речь зашла о вещем Авеле, Его Величество повелеть
соизволил завтра же нарочито доставить его в Гатчинский дворец, в коем имел пребывание Двор.
Умилительна была панихида. Петропавловский собор был полон молящихся. Не только сверкало здесь шитье мундиров, присутствовали не только сановные лица. Тут были во множестве и мужицкие сермяги, и простые платки, а гробница Императора Павла Петровича была вся в свечах и живых цветах. Эти свечи, эти цветы были от верующих в чудесную помощь и предстательство почившего Царя за потомков своих и весь народ русский. Воочию сбылось предсказание вещего Авеля,
что народ будет особо чтить память Царя-Мученика
и притекать будет к Гробнице Его, прося заступничества, прося о смягчении сердец неправедных и жестоких.
Въ Гатчинскомъ дворце, постоянномъ местоприбывании Императора
Павла I, когда онъ былъ Наследникомъ, въ анфиладе залъ была
одна небольшая зала, и въ ней посередине на пьедестале стоялъ
довольно большой узорчатый ларецъ съ затейливыми украшениями. Ларецъ былъ запертъ на ключъ и опечатан. Вокругъ ларца,
на четырехъ столбикахъ, на кольцахъ, былъ протянутъ толстый, красный шелковый шнуръ, преграждавший къ нему
доступъ зрителю. Было известно, что въ этомъ ларце хранится
нечто, что было положено вдовой Павла I, Императрицей
Марией Феодоровной, и что ею было завещено открыть ларецъ
и вынуть въ немъ хранящееся только тогда, когда исполнится
сто летъ со дня кончины Императора Павла I и притомъ
только тому, кто въ тотъ годъ будетъ занимать царский
престол России.
"Въ утро 12-го марта 1901-го года - сказывала Мария Феодоровна Герингеръ
и Государь и Государыня были очень оживлены и веселы, собираясь изъ Царскосельскаго
Александровскаго дворца ехать въ Гатчину вскрывать вековую тайну.
Къ этой поездке они готовились, какъ къ праздничной интересной прогулке,
обещавшей имъ доставить незаурядное развлечение. Поехали они веселые, но возвратились задумчивые и печальные,
и о томъ, что обрели они въ томъ ларце,
никому, даже мне, съ которой имели привычку делиться своими впечатлениями,
ничего не сказали. После этой поездки я заметила, что при
случае Государь сталъ поминать о 1918-омъ годе, какъ о роковомъ годе и для
него лично, и для династии".
Ласково улыбнувшись, Император Павел Петрович милостиво обратился к иноку Авелю с вопросом,
как давно он принял постриг и в каких монастырях был.
- Честной отец! - промолвил Император. - О тебе говорят, да я и сам вижу, что на тебе явно почиет благодать Божия.
Что скажешь ты о моем царствовании и судьбе моей? Что зришь ты прозорливыми очами о Роде моем во мгле веков и о Державе Российской?
Назови поименно преемников моих на Престоле Российском, предреки и их судьбу.
- Эх, Батюшка-Царь! - покачал головой Авель. - Почто себе печаль предречь меня понуждаешь? Коротко будет
царствование твое, и вижу я , грешный, лютый конец твой. На Софрония Иерусалимского от неверных слуг
мученическую кончину приемлешь, в опочивальне своей удушен будешь злодеями, коих греешь ты на царственной груди своей.
В Страстную Субботу погребут тебя…
Они же, злодеи сии, стремясь оправдать свой великий грех цареубийства, возгласят тебя безумным, будут поносить добрую память твою…
Но народ русский правдивой душой своей поймет и оценит тебя и к гробнице твоей понесет скорби свои, прося твоего заступничества
и умягчения сердец неправедных и жестоких. Число лет твоих подобно счету букв изречения на фронтоне твоего замка, в коем воистину
обетование и о Царственном Доме твоем: "Дому сему подобает твердыня Господня в долготу дней"…
- О сем ты прав, - изрёк Император Павел Петрович. - Девиз сей получил
я в особом откровении, совместно с повелением воздвигнуть Собор во имя Святого Архистратига Михаила,
где ныне воздвигнут Михайловский замок. Вождю небесных Воинств посвятил я и замок, и церковь…
- Зрю в нем преждевременную гробницу твою, Благоверный Государь.
И резиденцией потомков твоих, как мыслишь, он не будет. О судьбе же Династии Российской было
в молитве откровение мне о трех лютых игах: татарском, польском и грядущем еще жидовском.
- Что? Святая Русь под игом жидовским? Не быть сему вовеки! -
гневно нахмурился Император Павел Петрович. - Пустое болтаешь, черноризец…
- А где татары, Ваше Императорское Величество? Где поляки?
И с игом жидовским то же будет. О том не печалься, батюшка-Царь: христоубийцы понесут свое…
- Что ждет преемника моего, Цесаревича Александра?
- Француз Москву при нем спалит, а он Париж у него заберет и Благословенным наречется.
Но тяжек покажется ему венец царский, и подвиг царского служения заменит он подвигом поста и молитвы и праведным будет в очах Божиих…
- А кто наследует Императору Александру?
- Сын твой Николай…
- Как? У Александра не будет сына. Тогда Цесаревич Константин…
- Константин царствовать не восхочет, памятуя судьбу твою… Начало
же царствования сына твоего Николая бунтом вольтерьянским зачнется, и сие будет семя
злотворное, семя пагубное для России, кабы не благодать Божия, Россию покрывающая.
Через сто лет после того оскудеет Дом Пресвятыя Богородицы, в мерзость запустения Держава Российская обратится.
- После сына моего Николая на Престоле российском кто будет?
- Внук твой, Александр Вторый, Царем-Освободителем преднареченный.
Твой замысел исполнит - крестьян освободит, а потом турок побьет и славянам свободу даст
от ига неверного. Не простят жиды ему великих деяний, охоту на него начнут,
убьют среди дня ясного, в столице верноподданной отщепенскими руками. Как и ты,
подвиг служения своего запечатлеет он кровью царственною.
- Тогда-то и начнется тобою реченное иго жидовское?
- Нет еще. Царю-Освободителю наследует Царь-Миротворец,
сын его, а Твой правнук, Александр Третий. Славно будет царствование его.
Осадит крамолу окаянную, мир и порядок наведет он.
- Кому передаст он наследие царское?
- Николаю Второму - Святому Царю, Иову Многострадальному подобному.
На венец терновый сменит он корону царскую, предан будет народом
своим; как некогда Сын Божий. Война будет, великая война, мировая… По воздуху люди, как птицы, летать будут, под водою, как рыбы, плавать, серою зловонной друг друга истреблять начнут. Измена же будет расти и умножаться. Накануне победы рухнет Трон Царский. Кровь и слезы напоят сырую землю. Мужик с топором возьмет в безумии власть, и наступит воистину казнь египетская… Горько зарыдал вещий Авель и сквозь слезы тихо продолжал:
- А потом будет жид скорпионом бичевать Землю Русскую, грабить Святыни ее,
закрывать Церкви Божии, казнить лучших людей русских. Сие есть попущение Божие, гнев Господень за отречение России от Святого Царя. О Нем свидетельствует Писание. Псалмы девятнадцатый, двадцатый и девяностый открыли мне судьбу его.
"Ныне познах, яко спасе Господь Христа Своего, услышит Его с Небесе
Святаго Своего, в силах спасение десницы Его".
"Велия слава его спасением Твоим, славу и велелепие возложиши на него". "С ним есмь в скорби, изму его, и прославлю его, долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое" (Пс. 19,7; 20,6; 90, 15-16).
Живый в помощи Вышняго, Возсядет Он на Престоле Славы. А брат Его царственный - сей есть тот, о котором открыто Пророку Даниилу: "И восстанет в то время Михаил, князь великий, стоящий за сынов народа твоего…" (Дан. 12,1).
Свершатся надежды русские. На Софии, в Царьграде, воссияет Крест Православный, дымом фимиама и молитв наполнится Святая Русь и процветет, аки крин небесный…"
В глазах Авеля Вещего горел пророческий огонь нездешней силы. Вот упал на него один из закатных лучей солнца, и в диске света пророчество его вставало в непреложной истине.
Император Павел Петрович глубоко задумался. Неподвижно стоял Авель. Между монархом и иноком протянулись молчаливые незримые нити. Император
Павел Петрович поднял голову, и в глазах его, устремленных вдаль, как бы через завесу грядущего, отразились глубокие царские переживания.
- Ты говоришь, что иго жидовское нависнет над моей Россией лет через сто. Прадед мой, Петр Великий, о судьбе моей рек то же, что и ты. Почитаю я за благо о всем, что ныне прорек мне о потомке моем Николае Втором предварить его, дабы пред ним открылась Книга судеб. Да ведает праправнук свой крестный путь, славу страстей и долготерпения своего…
Запечатлей же, преподобный отец, реченное тобою, изложи все письменно, я же вложу предсказание твое в нарочитый ларец, положу мою печать, и до праправнука моего писание твое будет нерушимо храниться здесь, в кабинете Гатчинского дворца моего. Иди, Авель, и молись неустанно в келлии своей о мне, Роде моем и счастье нашей Державы.
И, вложив представленное писание Авелево в конверт, на оном собственноручно начертать соизволил:
"Вскрыть Потомку Нашему в столетний день Моей кончины".
11 марта 1901 года, в столетнюю годовщину мученической кончины державного прапрадеда своего, блаженной памяти Императора Павла Петровича,
после заупокойной литургии в Петропавловском соборе у его гробницы, Государь Император Николай Александрович в сопровождении министра Императорского двора генерал-адьютанта барона Фредерикса
(вскоре пожалованного графским титулом) и других лиц Свиты, изволил прибыть в Гатчинский дворец для исполнения воли своего в Бозе почивающего предка.
«Божий Промысел о судьбе России предначертан и непреложен. Образ "Св. великомученик Николай" был написан иконописцем Лазарем по воле Императора Павла I, по пророчеству монаха Авеля в 1798 году, за 70 лет до рождения Царя Николая II. Послание Павла I будущему Царю-великомученику гласило: "Моему потомку Николаю, в день Иова Многострадального родившемуся, вскрыть в сотую годовщину моей смерти". К посланию была приложен этот Образ. На полях Образа имеются клейма с житием будущего Самодержца и сценами из истории монархии в России. Изображенный справа всадник на коне символизирует победу России в Отечественной войне 1812 года. Лежащий у полевых шатров поверженный воин на клейме слева пророчески изображает поражение нашего Отечества в Первой мировой войне.
В левом нижнем углу изображено, как Царь отдает корону священнослужителю. Это зримое пророчество о том, что именно духовенство в начале XX века окажется причастным к предательскому низвержению монархического строя, и уже на третий день после обнародованного заговорщиками отречения Государя русское священноначалие и духовенство начали возглашать на Литургии взамен исконного: "Боже, Царя храни" — "Боже, храни Временное Правительство", состоявшее из масонов и богоборцев.
На одном из клейм подпись гласит: "Предательство". Внизу изображена сцена мученической кончины Царя от рук темных сил. Можно рассмотреть подпись: "Расстрелян с семьей".
Последнее изображение — могила с надписью: "Захоронен в неизвестном месте"».
(Русский вестник, 06.02.2011)